Тихо плача, грим ^[1] смывая,
Клоун в зеркало смотрел,
столько раз он, замирая,
Слышать смех детей ^[2] хотел.
Был он глух, и детский хохот,
как заветная мечта,
Не услышать, не потрогать,
не увидеть никогда.
И, давая представленья ^[3],
Он пытался уловить
Смеха капли дуновенья,
Чтоб недуг свой позабыть.
Ну а после, молча ноги
Еле-еле волоча,
Неспеша он брел к трамваю,
Не надев опять плаща
Даже в это время небо,
серых туч надев вуаль,
Плачет вместе, где б он не был,
Разделив его печаль.
Было скользко в этот вечер,
Клоун ^[4] брел к себе домой,
И опять в свою проблему
окунулся с головой.
Мимо шли ребенок с мамой,
между луж чуть семенив,
И на них он загляделся,
осторожность позабыв.
Вруг удар, машина, крики,
Небо, лужа, тишина,
Боль, малыш, лопатка, блики
Люди, грязь и мысль одна:
Вот и все! как шпрехшталмейстер
Объявляет всем антракт,
Так и Бог как полисмейстер
Забирает свой контракт.
И, смотря куда-то в небо,
Вдруг увидел он лицо,
Мальчик, шлепал, что по лужам,
дергал маму за пальто.
«Мама, дядя умирает?
Почему он тут лежит?
Почему он в грязной луже?
Почему он весь дрожит?»
«Дяде плохо, та машина
Сбила дядю, он упал»
«Сбил его вон тот мужчина», -
Кто-то рядом проорал.
Из последних сил с кармана
Клоун, свой помпон достал,
Улыбнувшись мальчугану,
Толстый красный нос ^[5] отдал.
Тот надел и засмеялся
Гул прохожих заглушив
Умирая Клоун слышал,
Слышал смех его души…